За двенадцать лет епископского служения Преосвященный Онуфрий девять раз подвергался арестам и ссылкам. Его содержали в тюрьмах двенадцати городов: Елисаветограда, Одессы, Кривого Рога, Екатеринослава, Харькова, Тобольска, Сургута, Старого Оскола, Воронежа, Курска, Орла и Благовещенска. Перевозили по этапам за много тысяч километров в арестантских вагонах: от Харькова до Москвы и Урала, Тобольска и Сургута. А через год при таких же тяжелейших изнурительных условиях везли обратно. Насколько тяжёлым бывало этапирование, мы можем судить по воспоминаниям митрополита Зиновия (Мажуга): «Очень трудной была дорога до места заключения. Ехали до Перми. Кормили одной селёдкой. Наконец упросили конвоиров, чтобы разрешили принести воды. За ней отправили молодого человека из этапированных. Поезд тронулся, а он не вернулся. Вагоны закрыли на замок. Сильно мучила жажда, в переполненных вагонах было нестерпимо душно, но никто не обращал внимания на наши просьбы и жалобы»1.
Ни тюрьмы, ни ссылки не сломили духа святителя Онуфрия, не поколебали его преданность Православной Церкви, не вытравили любовь к Богу и людям. Пребывая в заключении, он проявлял величайшее смирение и послушание воле Божией. Многие лишения и страдания Владыка всегда переносил без ропота и за всё благодарил Бога1.
После уральской ссылки владыку Онуфрия вызвали в ОГПУ, где 14 октября 1929 года Особое Совещание вынесло постановление: «По отбытии срока наказания Гагалюка… лишить права проживания в Москве, Ленинграде, Ростове-на-Дону, означенных округах и УССР с прикреплением к определенному месту жительства сроком на три года»10.
Прибыв в Старый Оскол, он вступил в управление Старооскольской епархией. В ноябре 1929 года она была только что образована митрополитом Сергием (Страгородским) и владыка Онуфрий стал её первым правящим епископом. Незадолго до образования Старооскольской епархии в Центрально-Черноземной области произошло очередное районирование.
Старый Оскол стал центром нового административного округа, объединившего 13 районов: Боброво-Дворский, Велико-Михайловский, Горшеченский, Землянский, Касторенский, Нижнедевицкий, Новооскольский, Скороднянский, Советский, Старооскольский, Чернянский, Шаталовский, Ястребовский, границы которого и следует считать границами новой епархии. К осени 1930 года территория Старооскольского района изменилась, в ходе нового процесса районирования, соответственно и территория епархии сократилась на 2 района: Боброво-Дворский и Скороднянский16
Такой была территория при владыке Онуфрии, не претерпевая более территориальных изменений и на момент ареста владыки в марте 1933 года.
В главной областной газете «Коммуна» появился очерк «Старый Оскол накануне перестройки». В качестве иллюстрации к материалу помещен фотоснимок главной улицы города с видом на храм.
Борцы с «религиозным мракобесием» обрадовались, что горячего проповедника Слова Божьего удалось вновь упечь в глухую провинцию, где его никто не увидит и не услышит. Однако, как показало время, радость их была преждевременной5.
По дороге из Тобольска в Старый Оскол с ним произошёл странныйслучай. На маленьком полустанке Горшечная владыка в сопровождении Акилины Яковлевны Пьянковой были арестованы, сняты с поезда и посажены в погреб пристанционного дома ввиду отсутствия арестантских помещений. И только через трое суток их освободили и разрешили продолжить поездку к месту назначения.
Акилиша (так ласково называли её близкие) получила благословение у своего духовника всюду следовать за гонимым епископом. После последнего ареста владыки (уже в Курске) и смерти его мамы, монахини Наталии, она вернулась в Старый Оскол и до завершения своего земного пути (до 1955 года) пекла просфоры для храмов, число которых значительно уменьшилось. Могилка Акилины Яковлевны, в постриге монахини Аркадии, находится у Свято-Троицкого храма сл. Стрелецкой5.
Из воспоминаний Веры Александровны Степановой, племянницы Александры Давыдовой:
— Матушка Акилина, приехав из Курска после последнего ареста Владыки и смерти его мамы, монахини Наталии, жила у нас в Старом Осколе до своей кончины, как самый близкий родной человек. Уже после смерти владыки она приняла постриг с именем Аркадии. Она была, как святитель Филарет Милостивый: никогда ни на кого не прогневалась, не осудила. Конечно, все ее очень любили. Всю жизнь с большой любовью относилась она к нашей семье. Когда у меня умерла мама, Акилиша сказала: «Верочка, давай я буду тебе заменять маму». Ее называли «бальзам». Всех утешит, обласкает. В Старом Осколе она и умерла9.
К Старому Осколу священномученик Онуфрий и Акилина Яковлевна подъезжали в конце ноября 1929 года. Владыка оставил Акилину на ж/д вокзале, а сам пошёл к ближайшему (Покровскому) храму пешком.
Вскоре ему удалось найти квартиру в одном из самых больших домов Ламской слободы. Принадлежал этот дом Василию Архиповичу Барабашину5.
В то время в Старом Осколе имелось 6 городских и 7 слободских церквей. Были ещё целы городские храмы: Богоявленский собор, Колокольня с храмом в честь Трёх святителей, храм св. Николая Чудотворца, храм Успения Пресвятой Богородицы, на возвышенности — двухэтажный храм Архангела Михаила, кладбищенский храм иконы Ахтырской Божией Матери, и внизу у реки — чудесный Покровский храм с иконостасом из белого мрамора5.
В городе и его окрестностях уже прочно обосновались обновленцы, имевшие в своём распоряжении несколько храмов с немногими прихожанами. Прибытие ревностного проповедника и неутомимого борца с отступниками Православной Церкви для местных раскольников было тяжёлым ударом. Они с первых дней стали активно действовать, препятствуя владыке в посещении церквей в пределах района. Владыку трижды выселяли из квартир, но зато его ревность была вознаграждена горячей любовью к нему православного люда1.
Первое богослужение Преосвященного Онуфрия на Старооскольской земле 19 ноября/2 декабря 1929 года, как и его проповедь, сразу же привлекло к нему сердца верующих. Благословив всех присутствующих Преосвященный Онуфрий обратился к ним со словами: «Приветствую вас, возлюбленные братья и сестры, Богодарованная мне паства Старо-Оскольская, приветствую, как служитель Христов, как ваш Епископ. Призываю Божие благословение на все ваши добрые дела, слова и мысли, на всю вашу жизнь.
Стою я на этом святом месте и вижу ваши взоры, устремленные на меня… Что вы ждете от меня? Что надеетесь услышать? Я думаю, не ошибусь, возлюбленные, если скажу, что больше всего вы ждете получить от меня какое-либо духовное утешение. Жизнь наша земная так печальна и так многоскорбна, мы все так исстрадались, что при всякой встрече с новым человеком мы тянемся к нему, чтобы он чем-либо нас обрадовал. И вы, возлюбленные, я вижу, спешите за нравственным подкреплением ко мне, вашему новому Епископу.
Но чем утешу я вас? Думаете ли, что у меня меньше страданий, чем у вас? О, нет: служение православного пастыря, особенно епископа, — есть мученичество, как говорит Апостол о себе: «Я каждый день умираю».
Однако, вы правильно думаете, обращаясь за поддержкой духовной к нам, служителям Христовым. Мы можем и должны утешать вас, возлюбленные. Мы на то и посланы от Господа, чтобы укреплять и радовать дух ваш. Да, мы немощные, слабые, несчастные, мы позор для мира внешнего, мы терпим поношения и побои, скитаемся в изгнаниях и темницах, мы сор и прах, попираемый людьми. Но мы… посланники Божии, мы служители Христа Бога, Великого и Всемогущего Творца…
Скажу вам, возлюбленные, о ваших печалях: не скорбите! Ни болезни, ни лишение имущества, ни поношения, ни темницы, ни самая смерть — ничто — это не страшно для христианина. А страшно совершить грех, страшно идти против Бога, отказаться от Него, забыть Его, забыть Его святые заповеди, жить в страстях, — вот что для нас есть настоящее горе.
Скорби внешние — необходимый удел нас, последователей Христовых, потому что Он сказал: «в мире скорби будете».
Итак, от печалей земных не будем отказываться, возлюбленные, но примем их, прося у Господа благодатной помощи для перенесения их. И Господь Милосердный утешит нас в скорбях наших, а в жизни небесной — удостоит нас вечной радости…
Вот что хотел сказать вам, возлюбленные, паства моя, в настоящий час моего духовного общения с вами.
Помолитесь обо мне, грешном, вы, а я буду молиться о вас. И все будем просить Господа, чтобы Он не оставлял нас, но всегда был с нами и мы с Ним.
И верим, Милосердный Судия сжалится над нами и скажет нам: «Приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира. Да помянет же Господь Бог всех нас в Царствии Своем. Аминь!».
От избытка радостного чувства все плакали1.
В конце 1920-х — начале 1930-х годов в Центрально-Черноземной области издавался педагогический журнал «Культурный фронт ЦЧО» (Центрально-Чернозёмная область с 1928 по 1934 годы). Разумеется, выписывали его и в Старом Осколе. На страницах этого журнала, как и вообще в советской печати тех лет, религиозность рассматривалась как частный аспект проявления неграмотности. «Дети — борцы и строители. Дети в борьбе за новый быт» — гласит заголовок одной из публикаций. В этом новом быту не было места Церкви. Наиболее последовательные советские педагоги ополчили против верующих своих питомцев. Антирелигиозная работа принимала иногда криминальную форму. В Старом Осколе юные безбожники выходили на улицу, ведущую к храму, чтобы метнуть булыжник в ехавшего на службу епископа Онуфрия. Но в храме всегда были те, кто ждал приезда владыки с волнением и трепетом, выходя к нему под благословение. Кто ждал услышать от него слова наставления и утешения6.
Из воспоминаний Веры Александровны Степановой, племянницы Александры Давыдовой:
— Перед службой, когда владыка на лошадке ехал в храм, мы с моей одноклассницей звонили в колокол. Забирались на нашу высокую колокольню и звонили изо всех сил. Мы, дети, участвовали в этих богослужениях, читали и пели на левом клиросе. Владыка Онуфрий очень любил детей. После службы он всегда сам давал крест, и всех детей гладил по головке или целовал в голову. При этом чувствовалась такая радость, такое счастье необыкновенное. А если не погладит, унылый идешь, расстроенный. Очень любил, когда к нему приходили дети9.
Из воспоминаний местной жительницы Марии Алексеевны Сергеевой:
— Когда Владыка приехал в город, мне шел десятый год. Как-то старшая сестра Варя мне говорит: «Знаешь, что, Маш, пойдем-ка ко всенощной в собор. Там, говорят, архиерей приехал». Пришли. Я посмотрела, и так он мне понравился. Высокий, худощавый, волос темный, длинный, бородочка. А как он служил! После службы как будто летишь по воздуху, а не идешь. Начали мы с сестрой ходить каждые субботу и воскресенье, и в праздники в Богоявленский собор. Встречали владыку на улице. Он на «линейке» подъезжал. Опирается на посох и нам кивает головой. А мы рады, бежим рядом. И провожать тоже на дорогу выбегали. Много нас было.
Дети, которых благословлял и причащал владыка Онуфрий, к которым он обращал простые и ясные свои проповеди, на всю жизнь сохранили в своем сердце удивительный образ святого. Многие из них в последующие времена стали той скалой, о которую разбились волны безбожия6.
«Вы желаете видеть поколения своих детей здоровыми и душой и телом — не отвлекайте их от Бога». Этот совет святого владыки и сегодня сохраняет свою актуальность.
Владыка Онуфрий всегда заботился о благолепии церковной службы и о том, чтобы в нее было включено как можно больше людей. Видя в юношах искорки веры, он привлекал их для помощи в алтаре. И эти искорки со временем превращались в яркий пламень. В Старом Осколе алтарниками владыки были будущий архиепископ Ростовский Иоасаф (Овсянников) и будущий протоиерей Александр Бухалов6.
А ведь в те годы в советских школах только за одно посещение церкви детям устраивали настоящую «промывку мозгов». Вера Александровна Степанова, племянница женщины, у которой квартировал епископ Онуфрий, рассказывала, как ее с Александром Бухаловым учителя водили из класса в класс и всюду объявляли: «Смотрите, дети, это враги советской власти. Они ходят в церковь». Лидию Павловну Пантус, дочь священника Карпа Котенева, лично сам директор школы силой вытащил из-за парты и прогнал из школы только за то, что она из семьи священника. Федор Иванович Болдырев, вышедший на пенсию в должности директора школы, а в начале 1930-х годов — старооскольский школьник, пошел со своей бабушкой в храм на Пасху. Утром следующего дня его в школе встретили со свистом и улюлюканьем, проработали в стенной газете и еще долго, потом не давали проходу6.
Архиерейская жизнь в Старом Осколе проходила в несколько худших условиях, чем в харьковской ссылке, здесь владыке Онуфрию разрешали служить только в одном Богоявленском соборе, запрещался и выезд в районы. Действия владыки как правящего архиерея были ограничены и сводились лишь к приёму церковнослужителей и мирян в небольшой, занимаемой им комнатке.
Из воспоминаний местной жительницы Марии Константиновны Кузнецовой:
— В Старом Осколе священномученник Онуфрий был вынужден каждые десять дней ходить в НКВД отмечаться. Когда владыка заходил в кабинет, «комитетчики» невольно вставали. Потом удивленно спрашивали друг друга: «Ты чего встал?». «А ты чего?». И даже давая себе зарок никогда впредь не реагировать на приход «гражданина Гагалюка» таким образом, не могли себя сдержать.
Сложившаяся ненормальная обстановка несколько угнетала, но окружённый любящей паствой, Преосвященный Онуфрий не падал духом и с присущей ему энергией и ревностью исполнял своё апостольское служение.
Из воспоминаний Веры Александровны Степановой, племянницы Александры Давыдовой:
— Владыка очень любил молиться и совершать богослужение. На его службах огромный собор всегда был переполнен. Люди говорили: «Ой, владыка, какая служба!». Он отвечал: «Ну, как же, ведь люди должны чувствовать благодать, Сам Господь присутствует здесь». Владыка всегда говорил прекрасные проповеди9.
Скромный вид епископа, его аскетичная внешность, ласковые глаза, в которых отражались глубокая вера и любовь к Богу и ближним, его вдохновенные проповеди, призывающие людей к покаянию, к прощению обид, к верности Святой Православной Церкви, вызывали в сердцах верующих глубокую любовь к святителю, почитание и благодарность.
С приездом владыки Онуфрия старооскольцы воспрянули духом, стали чаще посещать храм. Побывав однажды на его богослужении, не только глубоко верующие, но и отпадшие от Церкви в течение непродолжительного времени делались постоянными посетителями храма и истинными его почитателями. Лучи благодати, невидимо исходившие от святителя Божия, освящали их души и вели ко Христу1.
Весна 1930 года выдалась многоводною. Река Оскол, тогда ещё не похожая на ручеёк, разлилась широко. В такое время жители пригородных слобод: Ламской и Стрелецкой вынуждены были, как венецианцы, передвигаться по улицам на лодках. Так же на лодке добирался в собор и владыка Онуфрий. Это было неудобно и небезопасно. Случалось, что за время дороги одежда епископа полностью промокала. Словом, возникла нужда в квартире в центральной части города. И некоторое время спустя владыка переехал на улицу Пролетарскую (до революции – ул. Воронежская). Сначала поселился он у бабушки Мавры, но прожил у неё недолго.Александра Никитична и её муж Николай Иванович Давыдовы решились пригласить его к себе, и стали говорить ему: «Владыка, приходите к нам жить, у нас все же вода есть, и садик, где бы Вам погулять». Потеснились, освободили две комнаты. Волновались, согласится ли … Владыка согласился, и он всегда любил гулять в большом саду. Около трёх лет, то есть большую часть старооскольского периода своей жизни, квартировал владыка у Давыдовых.
Из воспоминаний Веры Александровны Степановой, племянницы Александры Давыдовой:
— У тети Александры Никитичны не было своих детей, и я больше жила у нее. Мне было тогда лет четырнадцать. Богато мы никогда не жили. Мама была вдовой, работала. Дядя Николай Иванович получал пенсию. Тетя занималась хозяйством, держала птицу, ухаживала за садом. Владыка любил гулять в нашем большом саду, и до сих пор цела яблоня, под которой он часто стоял. Теперь-то я понимаю, что он занимался там умной молитвой. Дом был двухэтажным. Первый этаж — полуподвал — был столовой, где готовили пищу и обедали. А наверху была маленькая, метров восемь, келья владыки и комната побольше, в которой жила его мать, Екатерина (впоследствии монахиня Наталия). Она была очень доброжелательной женщиной: всем приходящим к Владыке всегда подсказывала как себя вести. Там же, приехав из Тобольска, поселилась послушница владыки Акилина (в монашестве – Аркадия). И она неотлучно оставалась при нем до благовещенской ссылки. Это была уже немолодая женщина, и ее называли «второй мамой» владыки9.
Жил владыка очень скромно, аскетом, никогда не заботился о хлебе насущном, будучи вполне доволен тем, что посылал Господь. Не было у него ни удобств в квартире, ни излишка в одежде, а только самое необходимое. Видя его полную нестяжательность, верующие сами старались снабдить его всем нужным для жизни. Зная о его благотворительности, они давали ему деньги, которые он раздавал нуждающимся, ничего не оставляя для себя. У его дома постоянно толпились нищие и обездоленные, нуждающиеся в помощи и поддержке.
Из воспоминаний Веры Александровны Степановой, племянницы Александры Давыдовой:
— Владыка Онуфрий много благотворил, раздавал все, что мог. Однажды Владыке дали сверток с деньгами, и он тут же их отдал. Моей маме поручал отвозить деньги в Москву Патриарху Сергию. Соберет, а там все трешнички — «Евгения Никитична, Вам предстоит командировка в Москву. Пока можете употребить из них…». Мама купит яичек… И вот она возила деньги Патриарху Сергию9.
Из воспоминаний местной жительницы Марии Алексеевны Сергеевой:
— Домик, в котором жил владыка, небольшой, в три окошка. Со двора заходишь — одна комнатка маленькая, другая чуть побольше. Он в первой всегда принимал, а во второй Богу молился. И постоянно был с четками.
На это время гостеприимный дом превратился в настоящий духовный центр города. Сюда за советом и утешением приходили благочестивые горожане. Здесь совершались монашеские постриги. Здесь священномученик Онуфрий решал епархиальные дела, писал статьи апологического и нравственного характера1.
Наиболее острым из них был кадровый вопрос. Церковных общин, готовых бороться за свои храмы, имелось в епархии гораздо больше, чем пастырей, без которых невозможно возрождение литургической жизни в приходах. Весной и летом 1930 года владыка Онуфрий рукоположил в священный сан ряд местных жителей, не получивших специального образования, но ведущих жизнь духовную и сохранивших верность Церкви в условиях нараставшего в обществе безбожия. При выборе кандидатов владыка прислушивался к мнению священнослужителей, давно служивших в Старооскольском крае.
Из воспоминаний Веры Александровны Степановой, племянницы Александры Давыдовой:
— Люди чувствовали, что на владыке Онуфрии была благодать Божия. Народ очень его любил. Все, кто хотя бы раз встречались с ним лично, говорили, что это необыкновенный человек. Ежедневно к епископу Онуфрию приходило множество людей за советом и благословением. Люди шли к нему за помощью и получали ее. В столовой епископ Онуфрий часто занимался с будущими священнослужителями, готовил молодых людей к рукоположению во диаконы9.
В одном из архивных дел был обнаружен список священников, рукоположенных Владыкой. Почти все они были арестованы в 1937-1938 гг., отягчающим обстоятельством являлось то, что церковно-священнослужители имели связь с «арестованным архиепископом Онуфрием». Некоторых сразу приговорили к высшей мере наказания — расстрелу, другим дали возможность умереть в лагерях6.
Но были и те, кто испугался за собственную жизнь, смалодушничал, оставил приход, такие в «Анкетах» писали: «В 1920-1930-е годы находился на гражданской работе», а кто-то уходил и с отступающей белой армией. В трудные годы Великой Отечественной войны, возможно осознав и раскаявшись о содеянном, многие отступники возвращались в лоно Матери Церкви.
В 1932 году один из его друзей — священнослужителей написал епископу, что решил прекратить дело проповеди и ограничиться одним богослужением, а то «иной недобрый человек извратит мои слова, и я могу пострадать! Когда увижу хоть некоторое успокоение, тогда продолжу дело благовествования».
Епископ Онуфрий ответил ему: «Никак не могу согласиться с твоими доводами. Долг святителя и пастыря Церкви – благовествовать день от дня спасение Бога нашего: и в дни мира, и в дни бурь церковных, в храме, в доме, в темнице. Послушай, как объясняет святитель Иоанн Златоуст словосвятого апостола Павла: «проповедуй слово, настой во время и не во время, обличай, запрещай, увещевай со всяким долготерпением и назиданием» (2 Тим. 4, 2)14.
В 1933 году исполнилось десять лет архиерейского служения епископа Онуфрия, почти половину, которого он провел в тюрьмах и ссылках. Подводя итог этому служению, он писал: «Десять лет архиерейского служения! В этот священный для меня день душа моя прежде всего устремляется к Благодеющему Богу, Который сохранил меня в сонме святителей Церкви, ближайших друзей Своих. О, как высока эта честь — быть другом Христовым, продолжателем дела Спасителя на земле и Его святых апостолов, ибо епископ и призывается к этому при хиротонии своей архиерейской. Много соблазнов, страхов, волнений, опасностей пережил я за эти годы. Но от всех их избавил меня Господь. Скажу ли с великим апостолом: «И избавит меня Господь от всякого злого дела и сохранит для Своего Небесного Царства» (2 Тим. 4, 18)?
Что дал мне десятилетний стаж архиерейский? Думаю, что я получил некоторый духовный опыт в отношении людей: за эти годы тысячи людей прошли передо мной — в Киеве, Елисаветграде, Одессе, Кривом Роге, Харькове, Перми, Кудымкаре, Тобольске, Старом Осколе. Много разных характеров видел я. И злобу, и ожесточение, и предательство — и смирение, покаяние, умиление, крепкую веру в Бога, милосердие к несчастным я наблюдал… Опыт жизни научил меня узнавать, кто враг Церкви и, кто ее верный сын… Годы моего архиерейства прошли в чрезвычайно сложной церковной обстановке.
Первые дни моего святительства совпали с наиболее наглыми, циничными насилиями обновленцев над Церковью Божией. Иоанникиевщина, лубенщина, григорианский раскол, неверные шаги митрополита Агафангела, иосифлянский раскол, в среде которого есть немало идейных нестроений. Все это волновало, всем этим болел я как епископ, боялся за верующих, боролся, как мог, с раздирателями Христова хитона. Скорби тюрем и ссылок — незначительны в сравнении со скорбями церковными… Как я удержался от этих расколов при своей боязливости и неопытности? Только по милости Божией! Очевидно, были и добрые люди, за молитвы которых Господь сжалился надо мною и оставил в ограде Своей Церкви… Внешнее положение Церкви от нас не зависит, и мы не дадим за сие отчета перед Богом — а дадим отчет Судии в том, что могли сделать и не сделали. Отдавая все на волю Божию, мы, святители Церкви Православной, должны со всем усердием служить Богу и людям каждый «тем даром, какой получил, как добрые домостроители многоразличной благодати Божией» (1 Пет. 4, 10)15».
В Старый Оскол владыка приехал из трёхлетней ссылки, после многочисленных тюремных заключений. Всё это, конечно же, не прошло бесследно. В свои сорок лет он стал седым и казался старичком. На измождённом аскетическом лице после бессонных ночей, непомерных трудов и бдений прибавилось морщин. Но его живые, всегда ласковые глаза, полные веры и любви к Господу и сострадания к ближним, по-прежнему излучали свет. Старооскольцы привыкли видеть владыку Онуфрия ежедневно за утренним и вечерним богослужениями, спешили в храм, чтобы насладиться молитвенным общением с ним. Прихожане дорожили своим епископом. Вознося молитвы к Господу, чтобы Он сохранил его здоровым и невредимым на долгие годы. Результатом такого совместного служения было то, что по милости Божией в пределах епархии деятельность обновленцев пошла на убыль и почти прекратилась, а уже через три месяца со дня прибытия Преосвященного Онуфрия на кафедру количество действующих православных храмов возросло с 20 до 161, не имея возможности выезжать из Старого Оскола, владыка создал Старооскольскую епархию. Заботился об оживлении сельских приходов, оставшихся без пастырей в результате «раскулачивания».
Из рассказа местной жительницы Александры Романовны Простаковой:
— Моя свекровь Наталья Мартыновна Простакова, многие годы являвшаяся ктитором Свято-Троицкого храма в слободе Стрелецкой, хорошо знала владыку Онуфрия (Гагалюка). По благословению владыки Наталья Мартыновна тайно с чужим паспортом ездила в Ленинград за необходимыми для богослужения вещами. Сын Натальи Мартыновны Анатолий в те годы прислуживал владыке Онуфрию в алтаре. А когда владыку определили на Старооскольскую кафедру, местные власти ему разрешили служить только в Богоявленском соборе. Но архиерей старался посетить и другие храмы, незанятые обновленцами. Бывал владыка и в Свято-Троицком храме. В те годы здесь служил схииеромонах Анатолий (Хлебников), прибывший из Соловецкого монастыря. Владыка Онуфрий иеромонаха Анатолия выбрал себе в духовники8.
Двадцать первого февраля /6 марта 1933 года в Свято-Троицком храме слободы Стрелецкой в понедельник 2-ой седмицы Великого поста епископ Онуфрий отпел почившего о Господе схииеромонаха Анатолия и произнес в храме проповедь:
«Что это за духовное торжество в настоящий будничный день? Почему такое множество народа? Откуда целый сонм духовенства? Это многочисленные дети и друзья почившего старца схииеромонаха Анатолия пришли отдать ему последнее целование!.. Вот он, дорогой наш покойничек, лежит во гробе, обвитый схимническими одеждами, как малое дитя!.. Теперь не услышим его крепкого голоса, не узрим его светлого лика!.. Много, много духовных детей было у почившего батюшки. Можно сказать, весь наш Старый Оскол и окружающие его слободы — все верующие: и миряне, и духовенство считали иеромонаха Анатолия своим духовным отцом. И не только здесь, а и в других городах все чтили нашего батюшку. И все, кто услышит о его блаженной кончине, вспомянут о нем и помолятся о упокоении его души… Для нашего Старого Оскола почивший батюшка, отец Анатолий, особенно дорог и близок. Вся его жизнь отдана была на служение Богу и верующих этих мест… Вот юный Александр Хлебников отправляется из Старого Оскола в далекую Соловецкую обитель. И поселяется он там: сначала трудником-послушником, потом монахом Августином, затем рукополагается в сан иеродиакона и сан иеромонаха, и, наконец — в старческом возрасте — принимает великую схиму с именем Анатолия. 38 лет подвизался покойный батюшка в святой обители Соловецкой…
Совершенно неожиданно для себя старец Божий посылается из святой обители Соловецкой обратно в мир — и куда? В тот же Старый Оскол, откуда он вышел на иноческий подвиг. Господь как бы говорит отцу Анатолию: «Иди в мир, проповедуй о Мне, зови людей к покаянию…». И смиренный старец покорно выходит на служение миру… Он поселяется в Старом Осколе и целых 10 лет светит людям своей жизнью и своим словом…
Заходил покойный батюшка в святые храмы: кладбищенский, когда он был еще православным, Николаевский, Казацкий, на Гумны, в Ямской, в собор, в Стрелецкий… Придет он в храм, поклонится святым иконам и поцелует их, войдет в святой алтарь, подойдет к жертвеннику и начинает вынимать частицы из просфор о спасении своих духовных чад…
Мы совершили над тобою полный чин погребения, а потом понесем твой гробик к могиле и здесь опустим твое тело и засыплем его землею, а потом поставим святой крест над тобою. И будем мы молиться к Господу над твоею могилкой. И не только мы, но и многие другие твои духовные чада. И верим — не зарастет народная тропа к твоей дорогой могилке!..
Что скажу тебе, дорогой батюшка, от себя лично? Когда я прибыл в Старый Оскол и очутился среди людей незнакомых, к великой своей радости услышал, что здесь есть иеросхимонах. Я пригласил тебя быть моим духовником. И ты вразумил меня и ободрил. Тебе я открыл свою грешную душу, просил наставлений. И не раз заходил ко мне с словом утешения…
Все это духовное торжество нынешнее — ради тебя, дорогой наш батюшка отец Анатолий! О тебе вознесли мы Господу свои убогие молитвы, к твоему гробу принесли мы свои искренние слезы! Прими все это от нас: меня, духовенства и мирян – как дар любви и благодарения за все, что сделал ты для нас! Мы будем молиться о тебе и впредь…
Со святыми упокой, Господи, душу усопшего раба твоего, новопреставленного схииеромонаха Анатолия!..».
Вскоре владыку арестовали. Как предполагают исследователи жизни священномученика, именно эта проповедь и стала главной зацепкой следователей, за которую они ухватились, чтобы наложить на него очередной арест 8.
Из воспоминаний Веры Александровны Степановой, племянницы Александры Давыдовой:
— На именины владыки 12/25 июня всегда устилали цветами всю площадь перед собором и дорогу от ворот до крыльца дома. Владыка всегда приглашал нас, детей: мальчиков, помогавших в храме, и нас, трех девочек. Говорил мне: «Верочка, зови мальчиков праздновать именины», — эта обязанность была возложена на меня. Накрывали большой стол, пекли пирожки, был чай, фрукты. Пели духовные канты, дети по очереди читали стихи. В 1933 году владыка в последний раз отмечал свои именины в нашем городе. Священники торжественно поздравляли его, но, видимо, уже было какое-то предчувствие. Один из священников поздравлял владыку в стихах, в которых ясно звучала искренняя любовь и понимание деятельности ревностного православного архипастыря, и я до сих пор хорошо их помню:
Владыка Онуфрий, мы Вас поздравляем
С высокоторжественным Ангела днем,
И счастья, здоровья, успехов желаем,
На память о нас Вам икону даем.
И с нею привет Вам от нас настоящий,
Служителей Божьих святых алтарей,
Пусть Бог и Спаситель свечою светящей
Сроднит наши души любовью Своей.
Вы с верой молились за мир сей развратный,
Чтоб Бог Милосердный простил бы, и вновь
Высокою силой подал благодатной
Познать радость неба и Божью любовь.
С терпением сейте могучей рукою
На ниве церковных идей семена,
О счастье спасительном речью живою
Будите людей от греховного сна9.
В феврале 1933 года владыку вновь арестовали.
Из воспоминаний местной жительницы Ирины Фёдоровны Гамовой:
— Мама Александра с тётей Дарьей были в соборе, когда владыку арестовывали. Шла служба, на линейке с лошадью подъехали оперуполномоченные. Один вошел в храм, вывел его, второй ожидал на улице. Что там было передать невозможно, какой там крик был. Как люди кричали. Владыка вышел, потом повернулся ко всем людям и говорит: «Старооскольцы, где бы я ни был, в каком бы я положении ни был, я вас никогда не забуду». Посадили его и увезли.
В старооскольской тюрьме в заключении владыка пробыл две недели, после чего был отправлен под конвоем в воронежскую тюрьму, где его продержали под арестом три месяца.
Из воспоминаний Веры Александровны Степановой, племянницы Александры Давыдовой:
— Владыку забрали и две недели он сидел в НКВД. Я решила сходить туда: может быть владыку увижу. Прошла, меня не заметили, смотрю: за окном полуподвала стоит владыка и молится по чёткам. Он заулыбался, я поклонилась и убежала; сказала дома, что видела владыку, и все побежали 9.
— Мы с Варей тоже бегали его проведывать, а он нас благословлял…через решетку. Эх, надо бы было ему понести яблочко или еще чего-нибудь. Но мы напуганы были… — сожалела Мария Алексеевна Сергеева. — А потом владыку увезли в воронежскую тюрьму.
В июне уполномоченный ОГПУ по Центрально-Черноземной области составил по «делу» епископа Онуфрия заключение: «За время пребывания в городе Старом Осколе епископ Онуфрий вел себя, как сторонник «ИПЦ», он всегда окружал себя антисоветским монашествующим элементом и стремился в глазах наиболее фанатичных крестьян из числа верующих показать себя как мученика за православную веру и гонимого за это советской властью. Принимая во внимание, что епископу Онуфрию срок ограничения окончился… полагал бы возбудить ходатайство перед СПО ОГПУ о пересмотре дела епископа Онуфрия с предложением: лишить его права проживания в центральных городах с прикреплением к определенному местожительству»12.
От начальства на это предложение последовал ответ: «Если есть данные о его активной контрреволюционной работе — пусть привлекают по новому делу. По этим данным продлить срок мы не можем»13.
Однако, таких данных не нашлось, и епископ в июне 1933 года был освобожден. Выйдя из заключения, он был назначен на Курскую кафедру и возведен в сан архиепископа.
— Мы с Акилишей летом, в июне приехали туда, — вспоминала Вера Александровна. — Собрались в тюрьму, но получили от Владыки записачку: «В тюрьму не ходите, передачу не носите. Меня освободили, я нахожусь у владыки Захарии (Лобова)». Мы обрадовались и на следующий день пошли в храм. Смотрим, идет наш владыка. Хотели мы получить благословение у него, а он мимо нас прошел. Я сначала даже обиделась. Мы, какую дорогу проделали, на подножке вагона ехали, а он нас не заметил. Это я потом поняла, что он никого не видел и ничего не слышал. Он рад был, что в храм идет, в алтарь, к престолу Божию поклониться, и никого, кроме Господа, не видел. После службы мы в саду посидели с ним с полчаса. И все. Больше мне его не пришлось увидеть. Из Воронежа владыку направили в Курск. Туда я уже не ездила, начала работать 9.
Из воспоминаний Веры Александровны Степановой, племянницы Александры Давыдовой:
— В Курске священномученик Онуфрий прослужил всего два года. Потом владыку забрали, и он полгода сидел в Орле. Оттуда его отправили в новую ссылку. Он писал нам письма из Белой Церкви, под Благовещенском-на-Амуре. Владыка работал в совхозе. «Когда Господь сподобит меня увидеть вас? — писал владыка. — Страшно скучаю, молюсь. Работаем на поле, пропалываем овощи. Все уйдут вперед, а я остаюсь сзади, пою молитвы, и всех-всех своих овечек вспоминаю, молюсь о вас». Потом он прислал письмо, в котором просил: «Съездите к дедушке, — (то есть Патриарху Сергию), — попросите, чтобы он разрешил мне есть мясное первое». Владыка был сильно истощен. Поехали спрашивать. Брат владыки, Андрей Максимович, жил тогда в Москве. Патриарх Сергий сказал: «Напишите ему: все-все благословляю кушать, и мясо». Позже владыку перевели в Хабаровск, и через полгода, 1 июня 1938 года священномученик был расстрелян. А мы долгие годы ничего не знали об этом, горевали, скорбели. Перестали приходить письма, стали возвращаться посылки. Говорили: «Знать бы, где он находится, так на коленочках туда пополз бы, чтобы его послушать…».
Зато сестрам Сергеевым удалось побывать у владыки в Курске.
— Перед Пасхой мы с Варей у мамы туда отправились. Приехали, пришли к нему на прием. Он позвал девушку, которая там при церкви работала, говорит: «Лиза, вот этих девочек устрой где-нибудь на эти дни». Она нам постелила на кухне. Три дня мы там, на празднике побыли и вернулись домой. Привезли с собой много хлеба. В Осколе тогда плохо с хлебом было, а в Курске хлеба хватало. Мама обрадовалась… Потом услышали, что владыку опять посадили. Мы так горевали… С тех пор о нем ничего не слышали…5.
Из воспоминаний Веры Александровны Степановой, племянницы Александры Давыдовой:
— Помню, случай в период оккупации, на углу дома, под той самой яблоней, где любил молиться владыка, стоял двухсотлитровый бак с водой, во время очередного налета немецкой авиации, бомба попала именно в этот бак. Благодаря этому мы все остались живы. Половина дома была разрушена, все вещи выбросило из одной комнаты в другую, а Озерянская икона Божией Матери, висевшая в углу, встала на стол и осталась там стоять. Акилиша, я с сыном, и еще многие, по молитвам владыки уцелели, но потрясение было очень сильным9.
Дом, где жил священномученик Онуфрий находится на улице Пролетарской, 47. Простой сельский домик, неприметный и ничем не отличающийся от других домиков того исторического периода, без архитектурных изысков, и только табличка на стене, указывает: «В этом доме с 1929 по 1933 годы жил священномученик Онуфрий. Епископ Старооскольский». С тех пор прошло уже немало времени, и дом с двухсотлетней историей обветшал. В нем сохранились старинные иконы, молитвословы начала прошлого столетия, а также не истлевший от долгого хранения в сырых условиях подрясник священномученика Онуфрия.
Было время, когда дом никто не охранял, некоторые реликвии были утрачены. В начале 2000-х годов Вера Степанова, племянница Александры Никитичны Давыдовой, хозяйки этого дома при жизни владыки Онуфрия, передала документы на дом Белгородской и Старооскольской епархии. На тот момент дом сильно обветшал, требовался капитальный ремонт. Прихожане своими силами поддерживают порядок в «домике Онуфрия».
14 мая 2003 года приступили к ремонту дома. Тут же на помощь молодым энтузиастам пришли и ученики воскресных школ, Православной гимназии. Поддержали эту инициативу и настоятели старооскольских храмов. За короткое время удалось привести в относительный порядок сад, произвести уборку в доме, зашпаклевать и побелить две комнаты.
И сегодня по старинке, здесь по-прежнему топят дровами печь, работают при свете свечей и кормят обедом всех, кто приходит в гости.
Молитвенная память об епископе Онуфрии всегда была жива в Старом Осколе. «Святой владыка» — так его ещё при жизни называли старооскольцы. Духовные чада молились о его здравии, когда не знали о его смерти, потом молились о упокоении. Теперь просят у него молитвенной помощи и, без сомнения получают её.
11.11.2021
Электронная библиотека